"Восьмого сентября наш город был закрыт в блокадное кольцо, отец ушел на первую линию огня, а мать стала работать круглыми сутками, чтобы прокормить себя и меня. Первую неделю мы каждый день получали весточку от отца. Каждый раз при прочтении писем мое маленькое тело трепетало от некого ужаса и страха за отца. Я ждал его писем, как жизненно необходимого мне топлива. Но позже писем не стало. Через месяц нам сообщили, что мой отец погиб. Его схоронили в братской могиле вместе с его товарищами. Горе только отнимало у меня силы, которых еле хватало на мое существование. Моя мама сказала мне, что отца больше не вернуть и нужно жить дальше. Вскоре настали времена страшнее предыдущих. Началась зима. Наша первая зима в условиях блокады. Голодная и холодная, зима для блокадников, она была самая тяжелая. Я думаю, ты знаешь про существование хлебных карточек. Только благодаря им мы и оставались живы. Это был не самый вкусный хлеб, который ел, но в те времена я был готов кушать что угодно. Примерно в этот период заболела моя мама, но даже тогда она отдавала мне половину от своего кусочка. Я умолял ее не делать этого, но она так любила меня, что не жалела для меня ничего. А я, в свою очередь, был настолько голоден, что не мог отказаться от этого кусочка. Однажды в школе я услышал разговор учителей, что Исполкому Ленинградского Совета депутатов трудящихся было указано наряду с другими первоочередными задачами вывезти из Ленинграда детей, и уже в июле будут приняты первые конкретные меры. Тогда я понял, что не все потеряно и есть шанс приехать в мирное место, в то место, где нет войны. Мама все болела и тихо угасала, я был для нее единственной опорой. Прошло время. Как и обещали, нас собрались вывозить из Ленинграда. До меня очередь дошла ближе ко второй зиме. Самое тяжелое для меня было оставить маму. На прощание она мне сказала слова, которые я не забуду никогда: «Поезжай сынок, проживи счастливую и достойную жизнь».
В дороге, нам сказали, что мы едем в Сибирь. А где-то в середине пути мне сообщили, что моя мама скончалась. Мне передали ее последнее письмо. Вытирая слезы своей маленькой ладошкой, я понимал, что впереди меня ждет новая жизнь, но старую я никогда не забуду. На вокзале меня встретили какие-то люди, был очень холодный день. Они укутывали нас в тёплые шубы, большие шали и переобували в валенки. Такой настоящей заботы я не чувствовал уже последних полтора года. Эти добрые люди сказали, что мы направляемся в деревню Тураево близ города Тюмень, позже я узнал, что я буду жить в интернате номер 178. Как сейчас помню ту добрую и светлую женщину, которая руководила интернатом. Её звали Цили Борисовна Гринблат. Для нас были созданы очень хорошие условия. Даже в местном водоёме специально для нас устанавливали ограждения, за которые не разрешалось заплывать, а купались приезжие дети под присмотром старших. Помню, привозили чистую воду для ленинградцев, а сельчане её выгружали, рубили деревья в лесу для отопления детдома. Именно тогда для меня в понятие "большая земля" вошла и тюменская земля. В том интернате я никогда не имел проблем со своими соседями, мы всегда дружили. Один раз руководители интерната даже вывозили нас на небольшую экскурсию в город Тюмень. Этот город очень красивый, он меня тогда заворожил. Я очень много читал, в особенности мне нравились исторические книги. Я прочитал все о своем родном городе, о городе, в котором жил на то время, о Москве и в целом о всем СССР. Время шло, я рос. Жарким июльским днем мне исполнилось 14 лет. Полтора года в том интернате прошли слишком незаметно. Так же незаметно прошло еще полгода. Ленинградцы смогли отстоять блокаду. Я помню, как по радио все новости были только про мой город.
Многих ленинградских ребят, что были уже постарше, отправляли на фронт. Мне было крайне трудно прощаться с ними. Прошло еще пару месяцев, и война закончилась вовсе. Все были очень счастливы. Я прожил в нашем интернате до своих шестнадцати лет, после чего решил вернуться в Ленинград. Пришло мое время возвращаться в родное гнездо. Я не хотел уезжать из этого милейшего местечка, но я обещал этому городу вернуться.
Как давно я не видел Ленинград. Он прямо таки похорошел. Я прожил в послевоенном Ленинграде примерно два года. Все это время у меня мелькали военные отрывки. Мне было очень тяжело смириться с этим. Я каждый день вспоминал своих погибших родителей, друзей и товарищей. Я хотел отдохнуть от этих страшных воспоминаний и отправиться в то место, где не было войны, там, где я провел свое счастливое время. Я решил отправиться в Тюмень. В срочном порядке я поехал в ту, полюбившуюся мне Сибирь. В Тюмени я пробыл те две незабываемые две недели, после которых решил, что хочу остаться жить здесь. Для меня этот город, как моя вторая Родина. Здесь, в годы войны, я чувствовал себя в безопасности. Этот город- моя вторая мама. В Ленинграде меня никто не ждал, и ничего не держало. Поводов оставаться там не было.
Здесь я обрел настоящую жизнь. Обзавелся работой на заводе, нашел свою любовь в лице твоей бабушки. Для меня лучше жизни не было и уже не будет. И вот, мой дорогой Васечка, сейчас ты, твои родители и я живем в Тюмени. В городе, который приютил и вырастил меня. Живу в этом чудном городе чуть больше восьмидесяти лет и еще ни на минуту не хотел отсюда уехать".
Вася смотрел на меня завороженными глазами. Он сказал мне: "То есть, если бы тебя не привезли в наши края, то ты бы сейчас жил в другом месте, и я бы возможно не родился?"
На что я ему ответил: "Да, Васенька, это правда".
Он мне в ответ: "Я теперь свой город еще сильнее любить буду! И всем твою историю расскажу! Мы оба помолчали, а после пошли пить чай с крендельками.